Вместо предисловия
– Начну с небольшого примера, – говорит Давид Зельвенский. – В сентябре 1942 года, в разгар Сталинградского сражения, на командный пункт 62-й армии явился с докладом подполковник Н.Ф. Батюк, командир только что прибывшей в распоряжение армии 284-й стрелковой дивизии. Здесь знали о серьезных боевых испытаниях, которые пережила дивизия в боях под Касторной. На вопрос: «Как настроены люди?» последовал спокойный краткий ответ: «В моих полках сибиряки». Этого оказалось достаточно и для командарма В.И. Чуйкова, и задавшего вопрос члена Военного Совета генерала К.А. Гурова…
– Откуда такое мнение о сибиряках? – продолжает автор. – Ведь только часто повторяющееся явление создает стереотип! Значит, потребовались века и века, поколения за поколениями, чтобы у миллионов людей крепко «засело» в голове: «Сибиряк – это человек надежный». А что если заглянуть в эти самые прошлые века и разыскать на военных дорогах, в баталиях и войнах сибиряков, проследить за их поведением в боевых испытаниях и понять, почему в горящем Сталинграде двух опытнейших боевых генералов так удовлетворил и успокоил ответ сибиряка-командира?..
«Единогласно… желаем к поднятию оружия…»
Трудно найти такой край в России, который бы не отозвался на события 1812 года горячим патриотическим порывом. «Дубину народной войны» подняла и Сибирь. Здесь, как и везде, собирались средства на военные нужды. В 1812 году сибиряки собрали около полумиллиона рублей, много серебра, шерсти, продовольствия. Томский губернатор с удивлением писал: «Жертва таковая… превзошла все ожидания мои».
Рекрутские наборы, которые, как мы знаем из книг и кинофильмов, всегда сопровождались слезами и горем, вызывали большой патриотический подъем. Из 3500 сибирских рекрутов Томская губерния дала 750. «Единогласно и совокупно желаем к поднятию оружия против бодрствующего врага», – писали сибирские крестьяне в своем обращении к властям.
Всего в составе русской армии сражались против Наполеона 27 тысяч сибиряков. Семь полков и артиллерийские роты были направлены из Сибири на поля сражений. А в Бородинском сражении участвовали пять сибирских полков: пехотные – Томский и Тобольский, драгунские –
Сибирский и Иркутский, и гренадерский Сибирский полк.
«…И вот нашли большое поле…»
Утром 3 сентября 1812 года Кутузов прибыл в село Бородино и после рекогносцировки признал местность удобной для генерального сражения. Обыкновенному подмосковному селу на старой Смоленской дороге предстояло войти в историю.
На виду у подходившего неприятеля на Бородинском поле в рядах русской армии стояли под боевыми знаменами сибирские полки. Вот на левом фланге фронта под развевающимися знаменами стоят воины 2-й гвардейской дивизии 2-й армии Багратиона. Здесь, рядом с легендарным Фанагорийским полком, разместились гренадеры Сибирского полка. В центре Бородинского поля, в корпусах Дохтурова и Палена, застыли в строю воины Томского, Иркутского и Сибирского полков. На правом фланге, рядом с Волынским полком, стоит готовый к бою Тобольский пехотный полк.
«…Изведал враг в тот день немало…»
…В центре Бородинского поля на высоте Курганной была поставлена 18-орудийная батарея, а так как здесь сражались полки генерала Раевского, то батарею назвали «батареей Раевского». Наполеон бросал свои отборные войска, чтобы захватить батарею, но они терпели неудачу. Из доклада генерала Ермолова: «Нужны были дерзость и мое счастье, и я успел… В четверть часа наказана дерзость неприятеля. Батарея во власти нашей».
Однако, оказывается, до того, как Ермолов поднял русские батальоны в атаку, произошло еще одно событие. О нем поведал Вольдемар фон Левенштерн (1777-1858) – адъютант командующего 1-й армией Барклая де Толли. «У холма, возвышавшегося в центре, происходило какое-то необычное движение… Генерал поручил мне разузнать, в чем дело… Прибыв туда, я увидел нашу пехоту, отходившую в большом беспорядке… Нельзя было терять ни минуты… Я заметил вправо от холма батальон Томского полка… Я бросился к нему и приказал командиру следовать за мной. Он послушался и смело пошел вперед на батарею. Поднявшись на середину холма, солдаты Томского полка прокричали… грозное «Ура!» и… пошли в штыки, завязался жаркий бой. К этому пункту поспешил и генерал Ермолов со всем своим штабом… Ему удалось… сформировать пехоту и энергично поддержать дело, начатое храбрым батальоном Томского полка…»
«Неприятельская пехота взбиралась на вал со всех сторон, ее опрокидывали штыками в ров… Свежие колонны заступали на место… – наши встречали их с ровным ожесточением и сами падали вместе с врагами», – рассказывал участник сражения А.И. Михайловский-Данилевич.
Над поредевшим строем Томского полка развевалось боевое знамя, барабан беспрерывно бил «атаку». Начальник штаба 6-го пехотного корпуса полковник Монахтин, получив две штыковые раны, обратился к солдатам: «Ребята! Эта батарея – Россия, отстаивайте ее грудью богатырей!».
…В особом списке из 12-ти священнослужителей, лично участвовавших в боевых схватках, значится священник Томского полка отец Никифор Дмитровский, которому, кроме бронзового наперстного креста на Владимирской ленте, была вручена боевая серебряная медаль на Андреевской ленте.
«Я тоже служил в той самой 24-й пехотной сибирской дивизии…»
В связи со 160-летием Бородинского сражения Томским Обществом охраны памятников истории и культуры вместе с музеем Томского высшего военного училища связи были проведены волнующие юбилейные мероприятия. После статьи Давида Зельвенского в газете «Красное знамя» («Недаром помнит вся Россия», 14.09.72) и корреспонденции собкора «Известий» Евгения Вострухова о юбилейных торжествах в Томске в адрес автора начали поступать письма от бывших воинов 24-й дивизии Д.М. Собстеля, А.В. Белюшина и других, которые, оказывается, служили в ней во время Первой мировой войны.
Вместо послесловия
– Из воспоминаний томичей – ветеранов Великой Отечественной войны – стал известен фронтовой случай, который придал сегодняшним поискам какой-то неожиданно новый смысл и наводил на мысль, что история – не «былого мира мавзолей», а живая связь времен, – продолжает Давид Зельвенский.
…В конце августа 1941 года Михаил Шолохов, Александр Фадеев и Евгений Петров побывали в частях 19-й армии, оборонявшей дальние подступы к Москве. В расположении 166-й Томской стрелковой дивизии один из бойцов, взволнованный встречей с известными писателями, их задушевностью и простотой, обратился к Шолохову: «Все мы помним и любим вашу книгу «Тихий дон». Хорошо бы нам во взвод книгу эту. Оно легче воевалось бы…»
Михаил Александрович руками развел: «Дорогие вы мои, всей душой был бы рад подарить вашему взводу «Тихий дон», да нет у меня ее сейчас под рукой… Однако просьбу вашу так не оставлю…»
И он достал из полевой сумки объемистую книгу в плотном переплете. Потом, примостившись у колченогого столика, сделал дарственную надпись. Отдал книгу командиру взвода, сердечно распрощался со всеми и направился в соседнее подразделение».
Бойцы раскрыли книгу. Это был третий том «Войны и мира». А надпись шолоховскую, прочитав тогда, запомнили на всю жизнь: «Друзья мои! Ни шагу назад! Пусть слава Бородина вдохновит вас на ратные подвиги. Верю, реять Красному Знамени над рейхстагом. До встречи в Берлине! Ваш М. Шолохов».
В октябре 1941 года Бородинское поле вновь стало ареной жестокой битвы с гитлеровскими войсками. Легендарное поле обороняла Сибирская 32-я Краснознаменная стрелковая дивизия полковника Виктора Ивановича Полосухина, выпускника Томской 25-й пехотной школы. Пятеро суток бесновались фашисты, введя в бой целый 40-й механизированный корпус. Сибиряки погибали целыми подразделениями, но удерживали Бородинское поле. И враги обошли дивизию стороной. Выполняя приказ командующего 5-й Армией генерала Л.А. Говорова, 32-я отошла на новые рубежи.
Боевой путь Л. А. Говорова связан с Томском. Есть в городе и улица Бородинская, и улица Маршала Говорова.
…А на Поле Бородинском среди 43-х памятников стоит памятник 24-й пехотной дивизии, а значит, и героям Томского полка. Стоит он слева от дороги, ведущей из деревни Бородино в деревню Семеновскую, рядом с батареей Раевского. А неподалеку по-прежнему журчит ручей Огник.
