Первое, что бросается в глаза при входе в европейский университет, – это обилие иностранных учащихся. Там действительно много студентов, которые приехали из Китая, России, Румынии, Магриба и отовсюду.
В разговорах выясняется, что каждый немецкий студент хотя бы семестр провел в какой-то другой стране. Немцы начинают учить английский с детского сада, а на уровне гимназии или реальной школы почти все прилично говорят, потому что иностранный у них занимает треть всего учебного времени. Поэтому им непонятно, зачем тратить часы на языковую подготовку в вузе, если студент может поехать на семестр в Гарвард или Оксфорд, где и восполнит свои пробелы в знании языка международного общения.
У нас в общеобразовательной школе английским серьезно занимаются лишь те, кто решил поступать на факультет иностранных языков. Именно они сдают ЕГЭ по иностранному языку. В Томской области (я не поленился найти официальную статистику Департамента общего образования) в этом году всего 320 человек сдавало английский в форме ЕГЭ. Это менее 1,5% от общего количества сдававших итоговый экзамен. Остальные английский знают «условно», или как потом пишут в анкетах, «читаю со словарем». Говорить не могут и, что самое ужасное, несколько лет изучения иностранного в вузе не улучшают существенно их компетенции. У меня есть понимание причин этого провала, но не буду углубляться в данную проблему. Просто укажу на то, что немцы, как и другие жители стран Северной Европы, свободно общаются на английском с кем угодно, а русские стали немцами, немтырями, то есть немыми, бессловесными.
Поэтому когда правительство призывает избранные вузы завоевать за пятилетку международный статус и резко увеличить долю иностранных студентов, надо понимать, что это во многом упирается в отсутствие практики разговорного английского. Не знаешь языка – не можешь слушать лекции иностранного профессора. У российского профессора нет стимула готовить курс лекций на английском – 98,5% слушателей не поймут, о чем речь. А нет разработанных курсов на языках международного общения – нет и иностранных студентов, поскольку русский не является столь же популярным, как английский. К нам едут учиться только из бывших республик СССР, где еще какая-то часть населения смотрит российское ТВ и понимает по-русски.
Тут надо указать на другое препятствие к превращению наших лучших вузов в международные. У нас нет кампусов в современном понимании и нет общежитий, соответствующих европейским гигиеническим стандартам. Даже студенты из соседних стран, которые не избалованы комфортом, отказываются жить в таких условиях, в которых можно разве что ставить пьесу М.Горького «На дне». А наши туалеты общего пользования – это такое позорище, что должно быть стыдно при таких-то отхожих местах произносить с надуванием щек слова «инновации», «нанотехнологии», «суперкомпьютеры». Я уже не говорю о том, что в европейских университетах видишь не только пандусы для инвалидных колясок, но и отдельные туалеты для инвалидов. Всегда у нас находятся более важные стройки и ремонтные работы, чем какие-то уборные. Что же тогда удивляться, что в нашем вузе учится несколько десятков иностранных студентов, а в провинциальном немецком вузе – 5000 иностранных студентов со всех стран мира.
Одним из коренных отличий образовательных систем является место и роль преподавателя в обществе. У нас учитель в школе полностью зависит от директора как от своего работодателя и «руки кормящей». Учителей в немецкие школы нанимает не директор школы, а земельное министерство образования. Учителя, таким образом, становятся там госслужащими и получают зарплату не в школьной бухгалтерии, а в региональном отделе министерства. И зарплата учителя в Германии, как говорят, выше средней по экономике. В разговоре с одной нашей бывшей соотечественницей, которая 15 лет проработала учителем русского языка в немецкой гимназии, выяснилось, что по выслуге лет и хорошим рекомендациям она получила пожизненный наем. То есть теперь ее нельзя уволить, если только она не совершит подсудного преступления. Таким образом общество высказывает свое уважение к учительской профессии.
Что касается профессорского состава университетов, то в сравнении с нашей профессурой это просто небожители. В Германии нет ВАКа или всегерманской аттестационной комиссии, присуждающей ученые степени. Ученые степени присуждаются (и лишаются, к примеру, за плагиат при написании диссертации) решением Ученого совета факультета или университета. О том, насколько престижно в Германии быть доктором наук, рассказывает профессор Э.Патрик, приехавший из Москвы 10 лет назад в Дюссельдорф на постоянное место жительства. Когда он подтвердил свои российские дипломы и получил должность профессора в вузе, немецкий банк тут же прислал ему уведомление о выдаче «платиновой карты» и повышении кредитного плеча. В Дюссельдорфе есть элитный район – берег Рейна. Там с начала прошлого века на набережной любили селиться представители научной и творческой интеллигенции. Немало там домов и профессуры, зарплата которой позволяет купить особняк в самом престижном районе города.
Вообще, многие беды нашей образовательной системы от бедности. Даже когда правительство стало тратить на федеральные и исследовательские университеты значительные средства, вкладывает оно деньги не в человеческий капитал, не в фонд оплаты труда. Тратят миллионы на «железо», на оборудование, которое может годами лежать нераспакованным, потому что обслуживать эту технику некому, а на должность лаборанта с его грошовой зарплатой никакой специалист не придет. Мы спросили о годовом бюджете среднего немецкого университета в городке Аахен. В пересчете с евро на рубли он оказался в несколько раз больше бюджета ТГУ, хотя наш годовой бюджет не казался нам до этого маленьким. Трудно поверить, но немецкие промышленные концерны тратят на переподготовку своих сотрудников в университетах такие же большие суммы, как и федеральное министерство на основные образовательные программы.
Им удалось создать децентрализованную систему образования и это бросается в глаза на каждом шагу. В Германии канцлер или президент не указывает, какие вступительные испытания в вузы надо установить. Там руководящими органами системы образования являются конференция министров образования и культуры земель ФРГ и конференция ректоров. По сути, все вопросы решаются на уровне земель (провинций), в каждой из которых есть свой Закон об образовании. Именно региональное правительство решает – нужен ли им новый университет или имеющихся достаточно для удовлетворения потребностей в образовании. Правительство платит вузу за каждого вновь принятого студента так же, как и за каждого выпускника. При этом государство не оценивает качество подготовки специалистов, аттестацией вузов и отдельных программ занимаются независимые агентства. Из-за того, что федеральное правительство не давит на университеты, вузы сами решают, сколько и как им учить студентов наукам и профессиям. Так, например, когда в Германии решался вопрос о присоединении страны к Болонскому процессу, два вида вузов – медицинские и юридические – решили, что им не надо двухуровневого обучения бакалавров и магистров. Они оставили у себя 5-летнюю подготовку специалистов, и никто им руки не выкручивал угрозами сократить финансирование или ужесточить аттестацию.
Я не хотел бы создать у читателя впечатление того, что я боготворю германскую систему образования. Она далеко не идеальна. В мировых рейтингах университетов немецких вузов немного в первой сотне (при том, что наших там теперь нет совсем). Наши студенты, приехавшие в Германию учиться, говорят, что в сравнении в российской учебной нагрузкой немецкая – просто «халява». Однако качество образования следует сравнивать не по часам аудиторных или самостоятельных занятий студента, а по технологическим успехам страны. И тут немцы уступают пока только американцам. То, что в Германии дают хорошее инженерное образование, мы видим по качеству автомобилей «Мерседес» и «Ауди», бытовой электротехники «Сименс» и «Бош». На фоне очередного скандала с «промышленным шпионажем» в США замечу, что стащить у передовых стран чертежи новаторских изделий или микрочипы – наверное, доблесть для разведслужб. Надо экспортировать из европейских стран не девайсы и гаджеты, а социальные институты. В частности, было бы полезно позаимствовать такой основополагающий институт, как автономию университетов. Без академических свобод ни нормальных туалетов, ни реальных инноваций не дождемся.
