Ее легкостью и нежностью в спектакле «Почти шепотом», ее то уставшей и тоскующей, то влюбленной Тамарой в «Пяти вечерах», ее коварной и эффектной Ириной Лавровной в «Последней жертве», ее искренней Соней в «Сане, Ване, с ними Римасе»... Кроме театра у Ларисы хватает сил и времени на работу со своей студией в МКЦ ТПУ, на проведение поэтических вечеров. Мы поговорили с актрисой о ее творческой биографии, главных сложностях работы в театре и ролях мечты.
-----------
– Лариса, вы получили первый актерский опыт еще в детстве?
– В спектаклях в школе я не играла, поскольку у нас не было театрального кружка или студии. Зато я училась в очень хорошем классе. Так получилось, что в нем собрались люди эмоциональные, открытые, искренние, готовые тратиться душевно на других. Время было советское, мы – остроидейными. Обязательные мероприятия оказывались нам в радость. Мы увлеченно участвовали в конкурсе защиты политической песни, ездили по деревням и собирали подписи за детей Чили. Все это казалось нам очень важным.
– Почему вы решили поступить в театральный?
– За компанию со своим одноклассником Андреем Мурашовым, ныне телеведущем на ТВ-2, отправилась на просмотр: в Томске набирали студентов в Ярославский театральный институт. Я прошла и поехала учиться. Не знаю, как сегодня, но в наше время этот институт был сильной школой, нам повезло с педагогами. А мастером курса был народный артист РФ Глеб Борисович Дроздов, на тот момент главный режиссер ярославской Драмы. Вскоре ему пришлось театр и институт покинуть. Из-за интриг его недоброжелателей вышла некрасивая история. На втором курсе мы остались без мастера. Вели за него борьбу, ходили в обком, ездили в Министерство культуры, устраивали митинги. Вернуть его не удалось. Он отправился в Тольятти, с нуля создавать свой театр «Колесо». Он пригласил актеров из своих прошлых выпусков и некоторых студентов, в том числе меня. Заканчивали учебу мы уже по индивидуальному плану, поскольку переехали.
– С «Колесом» вы много гастролировали?
– Да, мы бывали в Югославии, Болгарии, Англии. Первые годы в Тольятти – это время абсолютного счастья, творчества. Все актеры жили в одном подъезде нового дома, много общались. Мы ни в чем не нуждались, у нас не было бытовых проблем. Иногда репетировали с утра до ночи. Шла насыщенная полнокровная творческая жизнь.
– Почему через 6 лет вы все же расстались с этим театром?
– Я заметила: что-то важное, тонкое, чем я дорожила, стало уходить из театра. Боялась увидеть, как он будет умирать на моих глазах. Поняв, что Тольятти придется вскоре покинуть, поехала показываться в московские театры. В Вахтанговский меня не взяли, Михаил Ульянов сказал, что школа у меня другая, им не подходит. В Ленкоме первым делом спросили – есть ли московская прописка. Прописки нет. Тоже не взяли. В театре Сатиры во время показа я была «в ударе», когда исполняла песню на якутском языке Плучек смеялся в голос. Просил повторить. И взял. А вот женщины театра отнеслись к моему появлению очень ревностно. В итоге я вернулась в Тольятти. Спонсоры театра предложили мне сделать в Израиле операцию на глазах. Проблемы со зрением мешали в работе. Я отправилась туда, и познакомилась в Израиле со своим будущем мужем. Он оказался из Тольятти. Вскоре мы поженились. Ему предложили работу в Москве, и мы перебрались в столицу.
– Как вы тогда оказались в родном Томске?
– У нас родилась дочка, и после 12 переездов по съемным квартирам в Москве мы решили, что ребенка надо растить все же в своем гнезде. Возвращаться в Тольятти не очень хотелось. Выбрали в Томск. Вскоре Гена Шошин, мой однокурсник, позвал меня в северский театр «Наш мир». Там меня заметила режиссер Наталья Григорьевна Корлякова и позвала меня в свою постановку «Трамвай «Желание», в Северский театр для детей и юношества. Тот спектакль как-то счастливо сложился, я им очень дорожила. Так в моей жизни появился еще один театр, где мне хорошо. В «Нашем мире» в то время многое изменилось, а работа с Натальей Григорьевной меня заинтересовала. В итоге через некоторое время я ушла в Северский театр для детей и юношества.
-----------------
Чем больше режиссёров, тем актёрам интереснее
– В СТДЮ вам часто доводится играть в детских спектаклях. К ним все актеры относятся по-разному. А вам такие работы интересны?
– Я люблю детские спектакли, хотя не всегда они ставятся по стоящим пьесам. У нас в репертуаре есть «Морозко», он уже 8 лет идет, и я его как полюбила с первого дня, так до сих пор и люблю. Он живой и так сделан, что дети свою историю смотрят, а взрослые свою. Там столько юмора, что даже неизвестно, кому больше интересно, малышам или их родителям. Не все спектакли детские такие, не все удается полюбить, не все в радость. Но я уверена, что нельзя постановки для маленького зрителя играть «одной левой». Хочется, чтобы ими занимались те люди, кто увлечен этой работой. Здорово, когда их ставят разные режиссеры, тогда спектакли получаются непохожими друг на друга. В нашем театре, по-моему, такой процесс идет.
– Что вам интересно в современном театре?
– Все. Я с удовольствием поработала бы с разными режиссерами. Уверена, что чем больше всего в театре происходит, тем актерам интереснее. Мы же развиваемся с каждым новым человеком! Например, приезжал к нам на постановку «Умки» режиссер Сергей Ягодкин. Он пригласил меня на роль медведицы-мамы Умки, а спектакль кукольный. Я же их никогда в руки не брала, ни в одной постановке с ними не работала. Сразу ему призналась: «Вы берете безрукую актрису!» Но с удовольствием попробовала новое, погрузилась в этот спектакль, прожила репетиционный процесс. Теперь обожаю свою куклу Умку, саму постановку и все, что с нею связано. Если человек знает, что делает и готов меня научить, хоть немного подтолкнуть в нужном направлении, подсказать, то я всегда пойду ему на встречу.
– Есть ли то, что вы в театре не приемлете?
– Не выношу театр, отстаивающий право человека на грех, пытающийся меня уверить в том, что ценностей давно уже не существует. А если ты считаешь, что существуют – значит, ты лицемер. Не нравится грязь, льющаяся со сцены? Значит, лицемер и ханжа, эстетически недоразвитый ретроград. Мол, нужно уметь все принимать, всему сочувствовать. Я протестую, когда смеют оскорблять чьи-то религиозные чувства. Когда пытаются со сцены убедить сидящих в зале, что они свиньи, только боятся себе в этом признаться. Значит, вдобавок, трусливые свиньи.
---------------------
Творчество – это такая радость!
– В чем для вас главная сложность работы актрисы?
– Если хороший режиссер, пьеса, партнеры, то наша работа очень радостная и нам можно только позавидовать. Ведь творчество само по себе это такая радость! Приходишь на работу и 8 часов в день занимаешься творчеством... Но сложность в том, что наша профессия связана с серьезными энергетическими затратами. Одно дело – «застольный» период репетиций, когда люди только начинают распределяться по площадке. Другое – когда приближается выпуск спектакля. Требуется большая концентрация, надо учить большие объемы текста. От этого не уйти. Ты думаешь об этом днем и ночью. На это уходит много сил и жизненных эмоций. И для меня сложный процесс, когда незадолго до премьеры начинаются полноценные прогоны спектакля. Надо тратиться, тратиться, тратиться, а в зале никого нет, отдачи не возникает. Когда зритель смотрит, понимает, что ему хотят сказать, то он отдает тебе свою энергию и происходит обмен, поэтому артисты не устают даже от больших и сложных спектаклей. А когда в зале пустота, то нужно большое физическое здоровье. Ты все время выплескиваешь энергию в никуда, и времени на восстановление немного. Поэтому и говорят, что артист – это профессия здоровых людей. Мы же работаем собственной расшатанной психикой! Или можно сказать, тренированной. Но где грань между этими двумя понятиями? Это вопрос сложный.
-----------
В нашей студии прекрасные ребята
– Лариса, вы руководитель театральной студии при ТПУ. Как возник этот проект?
– Сначала я год работала в ТПУ с вокальной группой «Регтайм», занималась с ними голосоведением и техниками, позволяющими нажить некую органику на сцене. Затем три года назад руководство предложило мне набрать отдельную театральную студию. Я рискнула. Сначала была в шоке: на первое занятие пришло 70 человек! Но как только дошло до конкретной работы, пришлось трудиться, учить текст, обязательно посещать репетиции, то количество студийцев заметно поредело. Остались люди, которым действительно интересно, готовые тратиться душевно, посвящать студии свое время. Их 15 человек, они сплотились, хорошо относятся друг к другу. Я их очень люблю, мы с ними дружны. Студийцы – непохожие друг на друга и при этом очень глубокие люди. Общение с ними дарить мне столько эмоций, мыслей. Они делятся со мною фильмами, музыкой, впечатлениями... Это взаимный процесс. С трудом уже представляю свою жизнь без этих ребят и очень ими дорожу.
– Каких авторов вы ставите в студии?
– У нас уже много работ. Были спектакли по Моэму, по Чехову, по Тэффи, по Шекспиру. В мае сыграли премьеру – «Обыкновенную историю» Гончарова. Взвалили на себя такой груз, такой роман! Но мы стараемся. Тем более, с нас нет такого спроса, как с профессионального театра. В студии участвуют все, кто захочет, отбора у нас нет. Если очень хотеть, то постепенно чему-то научишься и обретешь на сцене свободу. Я это вижу по своим студийцам и очень за них радуюсь.
– Еще вы проводите поэтические вечера «Вокруг лампы». С чем связано их появление?
– Проект родился оттого, что я, начав работать со студией, поняла: дети прекрасные, открытые, искренние, но многих вещей они никогда не касались. Не всем повезло вырасти в семье, где родители любят книги и советуют, что нужно прочесть, что посмотреть. Детям просто неоткуда получать эту информацию, их никто не направляет. Люди не знают, кто такие Татьяна Пельтцер, Олег Янковский или Евгений Леонов. Меня это вводило в ступор. Однажды зашел разговор с преподавателями ТПУ, о том, что студентам нужен, грубо говоря, ликбез. Я сказала, что могу взять на себя поэтические вечера. Мы с профессиональными драматическими артистами создаем программы, читаем стихи. Мои студенты обязаны присутствовать на вечерах, остальные посещают их по желанию, но вход свободный. После вечеров «Вокруг лампы» мы в студии еще проводим свои внутренние вечера. Они были и по стихам шестидесятников, и по поэзии Серебряного века. Я вижу, как ребята углубляются в тему, какие стихи выбирают, как они читают – иногда ком в горле возникает.
--------------
С трепетом думаю об «Анне в тропиках»
– У вас есть роль мечты?
– Я из чувства самосохранения себе такие не завожу! От меня же не зависит, кого я сыграю. Хотя когда мне встречается такая книга, что я понимаю, хочу, чтобы работа по этому материалу появилась на сцене, чтобы ее можно было бы отдать людям, то из этого может родиться спектакль. Так было с «Почти шепотом» – постановкой по рассказам Татьяны Толстой. Мне безумно захотелось, чтобы такой спектакль появился, и Наталья Корлякова меня поддержала, как режиссер помогла довести задумку до ума.
Если говорить о том, что я репетирую, то меня сегодня очень греет «Анна в тропиках», ее в Томской Драме репетирует главный режиссер театра Александр Огарев. Он пригласил меня принять участие в этой постановке. Пьеса очень необычная. Действие происходит в 20-ые годы прошлого века на сигарной фабрике. Люди вручную скатывают сигары и слушают в исполнении чтеца хорошую литературу. Такая удивительная была традиция, как жаль, что ее больше нет. Мне кажется, спектакль именно об этой тоске, ностальгии, о том, что важные и тонкие вещи, к сожалению, уходят со временем из нашей жизни, и ничего с этим не сделаешь. Об «Анне в тропиках» я думаю с удовольствием и трепетом.
