Постановки в Барнауле, Новокузнецке, Ачинске, работа главным режиссером в новокузнецком драматическом театре... В марте спектакль Андрея Черпина появится и в Томске – в местной Драме режиссер репетирует редко встречающееся на сцене произведение «Роман с кокаином». Мы выяснили, почему Андрея привлекло это эпатажное на первый взгляд название, в чем специфика театральной Сибири, и что режиссеру интересно кроме театра.
----
– Андрей, в начале театрального сезона было объявлено, что вы будете ставить «Таню» Алексея Арбузова. А потом вы приехали и начали репетировать «Роман с кокаином» Михаила Агеева. Почему произошла такая замена?
– Мы уже договорились с томской Драмой о спектакле «Таня». А потом я приехал в театр и увидел, что в репертуаре много любовных историй, постановок в разных жанрах и вариациях, посвященных сложной женской судьбе. Подумали, будет перебор, если появится еще одна подобная работа, нужен другой материал. Я предложил «Роман с кокаином». Однажды брался за это произведение – в Красноярске, на театральной лаборатории. Главный режиссер томской Драмы Александр Огарев видел тот мой эскиз, ему понравилось. Мы обсуждали, что вполне может быть поставлен такой спектакль. Затем об этом как-то позабыли, а вспомнил про «Роман с кокаином» я уже в Томске, когда почувствовал: здесь надо создать что-то достаточно провокационное, резкий спектакль. С точки зрения репертуарной политики томской Драмы, думаю, такая работа будет хороша, есть в театре потребность в подобных постановках. Повлиял на мой выбор, конечно, и личный интерес: мне показалось, из удачного эскиза может получиться спектакль.
– Расскажите подробнее – чего ждать от этой работы? Далеко не все читали «Роман с кокаином»...
– Это роман-исповедь, обращение главного героя к своему прошлому. Он вспоминает все сильные вещи в своей жизни, те, которые повернули или могли изменить ее. Отношения с матерью, обществом, любовью, сексом, женщинами, и в результате этого – отношения с кокаином. Но кокаин в данном случае – это метафора. Герой просто ищет сильных ощущений, как это свойственно юности (а он погибает в 18 лет, поэтому все воспоминания связаны с очень ранними годами), тем годам, когда мы разрушаем представления о жизни, которые нам внушили родители, ищем связанных с этим сильных ощущений, совершаем поступки, не укладывающиеся в общепринятые нормы. Подобное поведение, с одной стороны, способ самопознания, с другой – в юности кажется, что правда именно в сильных чувствах. Если тоска – то тоска, страсть – так страсть, любовь – так любовь, противостояние с родителями – значит, настоящая война, презрение, они же неправильно живут...
– Сказалась на герое истории и эпоха?
– Да, вся страна жила до 1917 года в романе с кокаином. В 1910-е годы общество было словно в опьянении от ожидания новых больших перемен. Поэзия Серебряного века, декаданс, красота смерти и разрушения, удовольствие и сильные ощущения, с этим связанные... Александр Блок потом писал, что от многих своих стихов хотел бы отказаться, такой сладкий яд в них разлит... Этот сладкий яд эпохи дарит ощущение кратковременного счастья, но одновременно разрушает своих поклонников духовно, а не физически, что все герои декаданса в той или иной степени и пережили. У них были не только взлеты, но и моменты распада и личностного, и физического. То же самое случилось и со всей страною – она и физически, и духовно развалилась. Герой в романе резонирует со своей эпохой.
– В последнее время отношение к театральным постановкам меняется. Известно несколько больших скандалов, когда спектакли даже были запрещены к показу. Не боитесь ли вы проблем, связанных с названием спектакля? Не будет ли обвинений в пропаганде наркотиков?
– В нашей постановке речь идет о метафоре. И роман, и сам спектакль показывают, как распадается личность. Если Данте спускался в ад, то герой нашей истории спускается в ад свой души. Если смотреть с точки зрения пропаганды наркотиков, в которой спектакль может быть заподозрен, думаю, вряд ли кому-то захочется попробовать кокаин после нашей работы. Будут прямо противоположные чувства, скорее потому что тот ад, который герой раскрыл в своей душе, он есть в каждом из нас. Но в его случае он становится единственным внутренним содержанием. Когда мы отдаляемся от вещей, связывающих нас с жизнью, то погружаемся в подвал своей собственной души, где, как говорил в «Преступлении и наказании» Свидригайлов, темная банька с тараканами по углам. Собственно, героя романа его наркотическое путешествия по жизни туда и приводит. Впрочем, в спектакле будут не только страшные вещи, но и много смешного, необычного, странного.
– В анонсах говорится, что «Роман с кокаином» – один из самых загадочных романов ХХ века. Это ваша точка зрения?
– Загадочным его делает вопрос авторства. Долгие годы гадали, кто скрывается под именем Агеева, под которым опубликован роман. У меня сомнений нет – конечно, это Марк Леви. Не Набоков, не Поплавский, не Бунин. По-моему, это очевидно. Хотя специалисты и находят сходство с поэтикой одного, второго и третьего... Но я уверен, на ней просто сказалось общее ощущение жизни и общий культурный бэкграунд.
-------------------------------
Сибирь не театральная провинция
– В одном из интервью вы говорили, что хотите поставить эпатажный спектакль. А что вы вкладываете в это понятие?
– Эпатажный – это тот, который разрушает привычное ощущение театра. Когда зритель думает, сейчас выйдут актеры, будут по очереди говорить текст, а потом начинается спектакль, и все ожидания ломаются. Важный момент: меня привлекает не эпатаж ради эпатажа, а те острые решения, которые диктует сам материал. Разрушение зрительского ожидания должно быть связано с поэтикой произведения. Конечно, это можно сказать о любом хорошем спектакле. Например, та же постановка Александра Огарева «Лариса и купцы», которую я видел в томской Драме – это очень неожиданный спектакль. А у нас уже сама по себе тема, материал «Роман с кокаином» по-своему эпатажный. «Надо же, на афише так написано, и что думает служба наркоконтроля? А мы не видели... нужно срочно идти смотреть», примерно так, я надеюсь, начинают думать зрители.
– Какие у вас ощущения от работы в Томске, в драматическом театре?
– Если ориентироваться на впечатления от наших репетиций, то могу сказать: труппе по силам быть адекватной поставленной задачи. Что я хотел бы вложить в спектакль, они в состоянии исполнить.
– Вы поставили в Сибири немало спектаклей: в Барнауле работали, в Красноярске, в Ачинске были главным режиссером, теперь приняли драматический театр в Новокузнецке, хотя вы режиссер из Петербурга...
– Можно сказать, я уже сибирский!
– Почему вас однажды потянуло в Сибирь?
– Режиссера, как правило, тянет работать. Сибирь вообще очень театральная! Здесь есть возможность сосредоточиться на творчестве, в отличие от Петербурга и Москвы, где актеры постоянно разбегаются с репетиций. У них, понятное дело, то съемки, то антрепризы. Зрительское внимание в Сибири более концентрированное, расположенное к театру. Нельзя назвать ее театральной провинцией! Хорошие режиссеры здесь работают, современные тексты ставятся, высокий уровень у многих театров. На «Золотую маску» постоянно попадают новосибирские, красноярские, омские постановки. В России много глухих, совершенно провинциальных с точки зрения театра регионов. А Сибирь – она не из них, это достойный противовес Петербургу и Москве.
– Можно ли говорить о специфике сибирских театров?
– Думаю, что есть специфика Сибири, она и на театр проецируется. Здесь люди менее суетливые, у них больше чувства собственного достоинства и самодостаточности. В Сибири есть ощущение силы, не требующей внешних доказательств, подтверждений того, что она есть. Даже время в Сибири, кажется, течет по-другому и точнее совпадет с космическим. Много пространства, не так много народу. Есть ощущение, что здесь может вырасти что-то великое. В столице можно увидеть более изощренные технически спектакли, зато в Сибири больше чувствуешь себя в центре мира.
– Новокузнецкий театр драмы вы возглавили прошлой осенью. В каком он, на ваш взгляд, находится состоянии?
– В очень хорошем. Там до меня работал Петр Шерешевский. Он сделал несколько замечательных спектаклей. Один из них, «Иванов» по Чехову, мы везем весною на «Золотую маску» в программе «Маска-плюс». У театра современное, очень красивое помещение, труппа мобильная и профессиональная. Мне в Новокузнецке интересно, думаю, в этом театре могут получиться хорошие работы.
------------
Спектакль тебя не отпускает
– В чем для вас главная сложность творческой профессии?
– Когда начинаешь делать спектакль, то, пока ты его не выпустишь, он тебя не отпускает, ты не можешь жить ничем другим. Засыпаешь с мыслью о нем, просыпаешься... Это выматывает! Ты словно становишься частью некой общей души с актерами, с материалом, который репетируешь, и он тебя непрерывно тревожит. Это примерно как в горах, где нельзя спускаться, пока не достигнешь вершины. Сложно каждый день совершать новое и новое усилие... Хотя, конечно, есть и компенсация – радость, которую ты получаешь от открытий, находок, общения с артистами... Иногда ты засыпаешь и ночью во сне репетируешь, просыпаешься, думаешь, слава богу, это сон. Приходится трудно, но это та мука, к которой я привык, которую я люблю и жить без нее не могу.
– Что вас интересует, кроме театра? Вам доводилось сниматься в сериалах...
– Да, в «Тайнах следствия». Играл роль злодейского нотариуса в нескольких эпизодах. Мне очень понравилось! Работы никакой, а платят много.
– А есть ли более значимые для вас и нетеатральные работы?
– Я участвовал в создании некоторых фильмах. Был режиссером массовых сцен в фильме «Дау» у Ильи Хржановского. Съемки шли в Харькове. Не знаю, когда он выйдет, но масштабный был проект, с колоссальными вложениями средств, декорациями, большой массовкой (до 2 тысяч человек). Несколько месяцев участвовал в этом проекте. Потом с художником и режиссером Ирмой Комладзе снял документальный фильм «Женская азбука». Он совершенно случайно возник: я пришел к однокурснице, увидел в ее портфолио прекрасные фотографии, спросил, кто автор, она рассказала про Ирму. Я с нею познакомился, посмотрел ее работы, решил сделать фильм о ней. А потом мы вместе, оттолкнувшись от судеб тех женщин, которых она фотографировала, решили сделать картину на основе их историй. Фильм получился странным, необычным, интересным. Потом я участвовал в создании картины «Яптик-хасё». Ее главным режиссером был Эдгар Бартенев, у него есть серия фильмов о ненцах, мы ездили с ним в тундру, наблюдали за ними, ели с ними сырое мясо. Красивый фильм получился! Но в основном я, конечно, театром занимаюсь.
– Совсем нет других увлечений?
– Я спать люблю! Нет у меня никаких увлечений! Люблю книжки читать, иногда люблю ходить в музеи, иногда в театр, иногда в горы, иногда слушаю музыку, то классическую, то рок, иногда встречаюсь с друзьями. Но театр забирает все время и все силы.
Виктория ЦВЕТКОВА
